Принцип, по которому человек не может быть слугой другого человека, четко установлен уже в Талмуде, в законе, сформулированном Равом: "Работник имеет право прекращать [работу, т. е. бастовать] даже в середине дня". Раба так толкует это правило: "Ибо написано: "Потому что сыны Израилевы — Мои рабы" (Лев. 25:55). Мои рабы, а не рабы рабов" (Бава Кама 116 б). Здесь право работника бастовать без предварительного предупреждения выводится из общего принципа человеческой свободы; она понимается как следствие того, что человек подчинен только Богу, а значит не может быть подчинен другому человеку. Тот же смысл несет в себе раввинистический комментарий к закону, гласящему, что рабу-еврею, отказывающемуся выйти на свободу по истечении семи лет рабства, прокалывают мочку уха. Рабби Иоханан Бен-Заккай разъяснял своим ученикам: "Ухо это слышало на горе Синай: "Сыны Израиля — Мои рабы"; и все же этот человек нашел себе другого господина; посему надлежит проколоть ему ухо, ибо он не выполнил того, что оно слышало" [14] . Той же логикой руководствовались вожди зелотов — самой радикальной националистической группировки, сражавшейся против римского владычества. Как сообщает Иосиф Флавий в "Иудейской войне", Элазар, один из вождей зелотов, сказал: "Мы давно решили не подчиняться римлянам и никому другому, только одному Богу, ибо Он один истинный и справедливый Владыка человека" [15] . Идея крепостной зависимости от Бога трансформировалась в еврейской традиции в обоснование свободы человека от человека. Власть Бога, таким образом, обеспечивает независимость человека от власти человека.
В Мишне есть интересный закон: "Если [человеку] надо искать и свою пропавшую вещь и пропавшую вещь отца, то пусть сначала ищет свою; если же [надо искать] отцовскую вещь и вещь учителя, то сначала пусть [отыщет вещь] учителя, потому что отец ввел его в мир, а учитель, обучивший мудрости, вводит его в мир грядущий; но если отец его мудрец, то сначала пусть ищет вещь отца. Если и отец, и учитель несут ношу, то пусть [сначала] поможет снять ее учителю, а потом отцу. Если и отец, и учитель оказались в плену, то пусть [сначала] выкупит учителя, а потом отца; но если его отец мудрец, то пусть [сначала] выкупит отца, а потом учителя" (Бава Меция II, 11).
Процитированный отрывок показывает, как прогрессировала еврейская традиция от библейского требования о повиновении отцу до той ситуации, при которой кровное родство становится менее важным, чем духовное родство с учителем (Любопытно также, что в рассуждении о поисках пропавшей вещи интересы самого человека превалируют над интересами и его учителя, и его отца). Духовный авторитет учителя заслонил собой природный авторитет отца, хотя библейская заповедь о почитании родителей и не утратила своей силы.
Цель человеческого развития — свобода и независимость. Независимость означает отсечение пуповины; независимость означает, что своим существованием вы обязаны только самому себе. Но возможна ли вообще столь радикальная независимость человека? Может ли он безбоязненно встретить свое одиночество и выстоять?
Беспомощно не только дитя, но и взрослый человек. "Против твоей воли тебя зачинают и против твоей воли тебя рождают, и против твоей воли ты живешь, и против твоей воли ты умираешь… и против твоей воли ты должен дать отчет Царю царей, Святому, Благословенно Имя Его" (рабби Элеазар ха-Каппар, Пиркей. Авот IV, 29).
Человек знает об опасностях и случайностях, грозящих его существованию, но ему нечем от них защититься. В конце концов старость и болезни одолевают его, и он умирает. Те, кого он любил, умирают до него или после него — и то и другое неутешительно. Человек не уверен в себе: его знания отрывочны. В своей неуверенности он ищет абсолютов, сулящих уверенность, за которой он может пойти, с которой может отождествиться. Может ли он обойтись без таких абсолютов? Не идет ли речь о выборе между абсолютами получше и похуже, то есть между абсолютами, способствующими или же препятствующими его развитию? Не идет ли речь о выборе между Богом и идолами?
В самом деле; обретение полной независимости — задача неимоверно трудная. Даже преодолевая фиксацию на роде и почве, на матери и племени, человек продолжает цепляться за другие силы, в которых он черпает безопасность и уверенность: за нацию, за социальную группу, за семью или за свои достижения, за свою власть, за свои деньги. Порой он избавляется от отчуждения, настолько погружаясь в нарциссизм, что перестает чувствовать себя чужим в мире — ведь он сам и есть мир, вне и помимо которого ничего не существует.
Независимость не обретается за счет простого неповиновения матери, отцу, государству и так далее. Независимость не то же самое, что непослушание. Независимость возможна постольку, поскольку человек активно воспринимает мир, вступает с ним в отношения и так становится с миром одним целым. Нет независимости и нет свободы, пока человек не достигнет стадии полной внутренней активности и продуктивности.
Ответ, который дает Библия и более поздняя еврейская традиция, видимо, таков: человек действительно ничтожен и слаб, но он представляет из себя открытую систему, которая способна развиваться до тех пор, пока он не станет свободен. Для этого он должен быть покорным Богу, с тем чтобы суметь освободиться от своей фиксации на первичных связях и не позволить другому человеку поработить себя.
Но доводится ли понятие человеческой свободы до крайних своих последствий — до свободы от Бога?
В целом этого, несомненно, не происходит. Бог понимается в раввинистической литературе как верховный властитель и законодатель. Он — Царь надо всеми царями, и даже те законы, которым разум не находит объяснения, должны исполняться лишь потому, что их установил Бог. Хотя в общем картина именно такова, однако в талмудическом законодательстве и более поздней еврейской литературе имеются утверждения, свидетельствующие о тенденции, направленной на полную автономизацию человека — вплоть до того, что он станет свободным от Бога, или, по крайней мере, сможет относиться к Нему как к равному.
Полное выражение идеи о человеческой автономии можно найти в следующей талмудической притче:
В тот день [обсуждая ритуальную чистоту] рабби Элиэзер привел все мыслимые аргументы, но их не приняли. Он сказал им: "Если галаха на моей стороне, пусть докажет это рожковое дерево". После чего рожковое дерево вырвалось из почвы и взлетело на триста локтей вверх — иные утверждают, что на четыреста. "Рожковое дерево — это еще не доказательство" — возразили они. Он опять сказал им: "Если галаха на моей стороне, пусть это докажет ручей!" После чего ручей потек вспять. "Ручей — это еще не доказательство" — ответили ему. И вновь он воззвал: "Если галаха на моей стороне, пусть докажут это стены школы!" После чего стены школы наклонились, будто собираясь упасть. Но рабби Иошуа упрекнул их: "Почему вы вмешиваетесь, когда спорят ученые?" Поэтому они не упали — из уважения к рабби Иошуа, но и не выпрямились — из уважения к рабби Элиэзеру. И посему они и сейчас стоят наклонившись. Вновь рабби Элиэзер сказал им: "Если галаха со мной несогласна, пусть это докажет Небо". После чего Глас Небесный (Бат Коль) возвестил: "Что вы спорите с рабби Элиэзером, разве вы не видите, что во всех вопросах галаха на его стороне!" Но рабби Иошуа встал и воскликнул: "Она не на Небе!" Что он имел в виду? Рабби Иеремия сказал: "Тора уже была дарована на горе Синай; мы не обращаем внимания на Глас Небесный, ибо Ты уже давно написал в Торе на горе Синай, что человек должен подчиняться большинству" [16] . Рабби Натан встретил Илью-пророка и спросил его, что делал в тот час Святой Господь, благословенно будь имя Его?" Он смеялся (от радости) — отвечал тот, — и говорил: "Победили Меня сыны Мои, победили" (Бава Меция 596).